Скандально известная - Страница 33

– Жарко… – отчетливо сказал он и снова сбросил одеяло.

Мгновение Габби смотрела на него, затаив дыхание. Неужели он пришел в себя? После того как она сменила Барнета, у их подопечного несколько раз проявлялись проблески сознания.

Однако раненый снова затих и, кажется, уснул. Через несколько секунд в спальне слышались только его тихое посапывание и потрескивание углей.

Обведя взглядом комнату, в которой ярко горел камин, Габби поняла, что в спальне действительно очень тепло. Ей и самой было жарко. Траурное платье с высоким воротником и длинными рукавами внезапно показалось ей тесным. Габби вытерла вспотевшую шею и заправила непокорный локон в скромный пучок на затылке. Потом промокнула пот со лба и начала обмахиваться лежавшим на коленях полотенцем. В душной комнате смешалось множество разных эапахой, в том числе запах горчицы, входившей в состав припарок, и менее острый, но не менее сильный запах разгоряченного мужского тела.

На тумбочке стоял подсвечник с тремя свечами, распространявшими аромат воска. Габби заметила, что свечи начинают догорать. Она слегка приподнялась и по очереди задула свечи. Дополнительного освещения не требовалось; достаточно было пламени камина. Свечи давали совсем немного света, можно было прекрасно обойтись без них. Габби так часто обрабатывала рану, что сумела бы это сделать даже в полной темноте.

– …бриэлла, – внезапно сказал раненый, и Габби быстро повернулась к нему.

Он действительно произнес ее имя или просто бормочет во сне?

– Вы очнулись? – резко спросила она.

Ответа не последовало.

Впрочем, Габби его и не ждала. Глаза больного были закрыты, он дышал глубоко и спокойно. «Наверно, ему стало легче», – подумала Габби, осторожно сменяя очередную повязку. Лицо Уикхэма пылало не так, как прежде, и ворочался он меньше.

«Еще час, и меня сменит Джим», – со вздохом подумала она. Хотя Джим был недоволен решимостью хозяйки помогать, как он выразился, «отъявленному злодею», но выполнял свои обязанности с мрачным усердием. Конечно, он будет ворчать, браниться и осыпать ее новыми предостережениями, с этим ничего не поделаешь. И все же Габби радовалась его предстоящему приходу.

Во-первых, она устала до изнеможения. Во-вторых, чувствовала раздражение, о причине которого не хотела думать. Полуобнаженный, беспомощный мужчина, к которому она прикасалась, был незнакомцем, преступником; более того, он оскорблял ее, угрожал ей и решился на насилие. Но Уикхэм был ослепительно красив и невероятно мужествен. Если вдуматься, то в его физической притягательности не было ничего странного, и все же Габби была недовольна собой. Во всяком случае, сильно смущена.

Его голова металась по подушке, растрепанные волосы казались особенно черными на фоне белой наволочки. Он начал что-то бормотать, но так тихо, что Габби не могла разобрать ни слова.

Она инстинктивно посмотрела на рот Уикхэма, пытаясь понять слова по движению губ. Запекшие от жара губы были красивыми – твердыми, решительными, разве что чуть тонковатыми. За последние два дня она достаточно насмотрелась на эти губы, силой вливая в них бульон, лекарство или питье. «У вас такие зовущие губы».

«У тебя тоже», – подумала она. Что будет, если она прижмется губами к этим красивым губам?

Когда эта мысль сформировалась в ее мозгу с той же неотвратимостью, с какой облака собираются в грозовую тучу, Уикхэм пошевелился и открыл глаза. Застигнутая врасплох, Габби вздрогнула, как будто у нее над ухом выстрелили из пушки.

Какое-то мгновение она всматривалась в его синие глаза, но взгляд раненого был бессмысленным. Через секунду его веки опустились вновь.

Она облегченно вздохнула. Чтобы избавиться от непрошеных мыслей, Габби решила заняться делом. Она осторожно дотронулась до припарки, убедилась, что та совсем остыла, и сняла повязку с раны. Молодая женщина швырнула тряпку в лохань, поставленную специально для этой цели. Сейчас она сядет у камина, подождет прихода Джима и почитает принесенную книгу.

Может быть, книга отвлечет ее и помешает ей беззастенчиво пялиться на Уикхэма.

Стараясь как можно скорее исполнить свои обязанности, Габби присыпала рану оставленным Ормсби порошком из лечебных трав и начала накладывать повязку, пропуская бинт под спину. Просовывать руки под его тело было трудно, но если она этого не делала, Уикхэм неизменно срывал повязку.

Очевидно, отзываясь на прикосновение, он снова зашевелился – на сей раз сильнее, чем раньше, – и, конечно, сбросил покрывало. При этом он явственно произнес:

– Пожалуйста…

Но Габби, понятия не имевшая, о чем он просит, продолжала накладывать повязку, стараясь как можно скорее закончить свое дело.

– Пожалуйста… – повторил он хрипло, но разборчиво.

Габби ничего не смогла с собой поделать. Она подняла взгляд. Его веки трепетали, но глаза были закрыты. Уголки красивых губ слегка приподнялись, словно раненый силился улыбнуться.

«Наверно, он хочет пить», – подумала Габби.

На тумбочке стоял полупустой стакан; каждый час больному следовало давать несколько чайных ложек воды. Закончив перевязку, она собиралась напоить его снова, а потом посидеть у камина и почитать.

– Как ты мне надоел, – пробормотала она себе под нос и бросила на Уикхэма суровый взгляд, которого тот, конечно, не видел.

Ее руки продолжали тем временем свое дело. Наконец Габби сделала последний оборот и завязала концы куска ткани бантиком.

Очевидно, он все же что-то сознавал, потому что ощупью нашел руку Габби и сжал ее. Рука Уикхэма была горячей, большой и сильной. Габби вновь посмотрела ему в лицо. Неужели он хочет что-то сообщить? Вполне возможно. Сказать наверняка было трудно. Во всяком случае, его глаза были по-прежнему закрыты.